Написать колонку о поисках малыша меня надоумила моя прекрасная коллега Анна Касюкова – директор ЕАН. И скажу честно, в первую очередь я хотела и собиралась рассказывать о тех совершенно очевидных, болезненных и отвратительных моментах в ходе поиска, которые я видела своими глазами (я волонтерила по вечерам и ночам с 26 июня). Но после того как я села писать, я поняла, что больше сейчас будет вопросов, а не иллюстраций и повествований.

А добила меня история о том, как замминистра соцполитики Свердловской области через сутки после того как ребенка нашли мертвым, представлял чиновникам (в числе них был и мэр Екатеринбурга) некую программу по занятию детьми спортом, показывал им резиночку (атрибут для игры, через нее прыгают) и говорил, что нужно вытягивать детей из гаджетов (в 21 веке-то). И ни слова не было о том, что именно его ведомство является ответственным за опеку над детьми. Хотя именно его ведомство проверяло на бумаге "семью" Далера Бобиева, когда малыш уже был мёртв.

То есть еще раз: чем занимался чиновник ответственного ведомства на следующий день после нахождения трупа малыша? Бил тревогу о необходимости реформы системы опеки? Посыпал голову пеплом? Призывал к ответу подчинённых? Нет, он искал причину всех бед с детьми в гаджетах. А в качестве решения проблемы предложил вот такие резиночки.

Надеюсь, что ответы на поставленные вопросы помогут во время поиска других детей, ведь тот бардак, который происходил в ходе поисковой операции в Екатеринбурге, мог бы грозить смертью маленькому ребенку. Если бы малыш был бы жив.

Вечером 26 июня, в первый день поиска мальчика, я приехала в штаб. Штабом стал автомобиль одной девчонки из ЛизыАлерт: на капоте карты, фонарики, атрибутика для поисков. Пару десятков волонтеров вокруг.



Вопрос: почему в первый же день поисков никто из чиновников не предложил поисковым отрядам реальный штаб, а не созданный ими на капоте?

Кроме пары десятков волонтеров, район прочесывали военные из 32-го военного городка. При этом узнали они о пропаже ребёнка, по сути от жителей, но уже ближе к вечеру. Полицейские с военной полицией днем 26 июня так и не связались.

Вопрос: где была полиция в первую ночь поисков?

Ни одной машины ППСП мной в первую ночь поиска замечено не было. Полицейских было то ли двое, то ли их было трое (в гражданке). НО. Все трое были не из полиции Чкаловского района (где и пропал малыш). И искали они ребенка чуть ли не по личной инициативе (ну по крайней мере допоздна с поисковиками они были наверняка именно по личной инициативе, а не по приказу).

Плюсом я точно заметила сотрудников ДПС, которые участвовали в поисках. Еще были экипажи Росгвардии (в течение первого дня, ночью я их не видела). Но вот ни одной машины ППСП или людей в форме не было. Правда, мне рассказали уже в ходе написания колонки, что одну машину ППСП все-таки видели, и двух человек в форме в первую ночь, но лично я их не наблюдала, хотя уехала после пяти утра.

Мой товарищ из числа волонтеров, который всегда предпочитает оставаться анонимным героем, уже вечером 26 июня выяснил, что малыш не ходит в детский сад КАК МИНИМУМ с весны. Больше подробностей на тот момент, к сожалению, установить не удалось.

Вопрос: Почему полиция не проверила в ПЕРВЫЙ же день поисков детский сад малыша? Ведь ему не 15, он не загулявший подросток.
Второй день поисков был более «полицейским». К тому моменту присоединился Следственный комитет. Точнее, СК занимался своим направлением в ходе поисков, и, по моему наблюдению, это единственное ведомство, к которому нет вопросов в плане работы.

Из официальных поисковиков работали команды «ЛизыАлерт» и «Прорыва», кроме того были несколько разрозненных групп волонтеров. 27 июня у волонтеров появился и штаб. Однако сделано это было не руками чиновников, а руками и звонками одного хорошего человека, который договорился с сотрудниками храма. Здесь, конечно, хотелось бы выделить, что отец Сергий (нет, не тот, а настоятель храма на Вторчермете) провел с волонтерами всю ночь, предоставив все инфраструктурные возможности здания. Наконец, волонтеры, которые не спали до этого много часов, могли просто-напросто хоть попить чай, или поесть горячей еды.

День, когда стало известно о смерти малыша Далера

И снова всплыл вопрос первого дня: Где помощь чиновников?

При этом около полуночи со второго дня на третий сотрудники МВД снялись с поисков. И это учитывая, что на тот момент версия, что мальчик жив, еще отрабатывалась.

Вопрос: Неужели поиски шестилетнего ребенка не стоят бессонных ночей сотрудников МВД?

К слову, волонтеры снова всю ночь занимались поиском. Некоторые ребята из поисковых отрядов не спали больше суток.

К третьему дню (на самом деле мне стало понятно это еще ночью, но я списывала все это на общую усталость) стало очевидно, что атмосфера во время поисков стала накаляться. В итоге из-за конфликта часть волонтеров была вынуждена покинуть штаб в храме, и уже после этого, после обращения к городским чиновникам (на третий день поиска) один из поисковых отрядов «въехал» в новый штаб на территорию школы.

Одна группа волонтеров конфликтовала с другой. Поисковые отряды пытались проверить информацию о похожем мальчике самостоятельно, не поделившись ей с полицией или СК.

К слову, это тоже породило надежду на то, что мальчик жив, так как увиденный в автобусе ребенок был очень похож на Далера, был одет в точно такой же костюм, цвет волос бы также русым, похожи и брови. Но то, что это не малыш Далер, стало понятно уже после того как силовики проверили записи с видеокамер, часов через 10-15 с того момента, когда волонтеры узнали о похожем мальчике в другом районе Екатеринбурга.

Екатеринбуржцы возлагали цветы к дому, где жил малыш Далер

По вопросам к опеке, конечно, нужно писать отдельный текст. И не колонку. А расследование. Но вот пока то, что на виду:
По некоторым данным, сотрудники опеки проверяли на бумагах семью обвиняемой в убийстве Наумовой (опекуна Далера Бобиева), и есть даже сведения, что сотрудники опеки подписывали документы о проверкие уже тогда, когда малыш был мертв.

При этом, как стало известно из публикаций наших коллег, на Веронику Наумову как минимум один раз заявляли в полицию уже после смерти ребенка. Поводом стал конфликт с собственником дома, который снимала семья. Почему ПДН не обратилась в опеку? Почему участковый не проверил семью? А ведь у этой женщины аж трое опекаемых несовершеннолетних детей. Было. На тот момент.

Еще один важный вопрос: если семейство Наумовых снимало жилье, как вообще ей дали столько детей под опеку? Проверяла ли опека и другие органы ее жилищные условия?

До сих пор не раскрыта информация о связях Наумовой в тех самых госорганах. По некоторым данным, она даже сама иногда могла представляться сотрудницей этого органа (а значит, вероятно, ходить с реальными сотрудниками, с корочкой).

Вопрос к детскому саду. Болезненный вопрос. Почему никто не заявил в опеку (или заявляли?) о том, что эта женщина, опекунша, забрала документы ребенка, что он не ходит в детский сад? Почему, если они видели (а некоторые сотрудники анонимно рассказывали нашим коллегам из других изданий об этом), что шестилетний малыш ходит с синяками, ссадинами и укусами, то не обратились в органы? Можно ли было спасти мальчика, просто будь они более внимательными к нему? Или у нас проверяют только студентов с плакатами, а дети с синяками остаются вне поля зрения органов?

Я не хочу затягивать, поэтому остальные вопросы перечислю почти без своих ремарок.

• Почему муниципальные власти не помогали в поиске мальчика (спойлер есть – потому, что в законодательстве такой функции не прописано, но вопрос остается открытым, ибо ссылаться на бумаги, когда речь идет о поисках ребенка, это минимум странно). Хотя я не могу не отметить, что в третий день поиска, уже когда обратились журналисты в мэрию, они разместили на своих интернет-ресурсах информацию о поиске мальчика. А также немного помогли организационно.

• Почему при нескольких группах волонтеров и поисковых отрядов государство не предоставило им единого координатора? К сожалению, отсутствие единого штаба вызывало не только недопонимания, но и конфликты.

• Почему полиция в первый день не проверила детский сад и опеку? Почему гараж проверили ТОЛЬКО на четвертый день? При этом я точно знаю, что тело искали в лесопарковой зоне днем ранее после того, как, наконец, узнали, что зимой эта женщина жила с детьми в другом доме – который, кстати, тоже территориально относится именно к опеке Чкаловского района.

• Почему трое опекаемых детей (и трое своих, а кроме того, у Наумовой еще был опекаемый ребенок, который уже совершеннолетний) жили по съемным квартирам и это не волновало опеку?

• Где были сотрудники Центра социальной помощи семье и детям Чкаловского района, в котором есть отдел по работе с замещающими семьями все это время?

• Почему сотрудниками дежурной части отдела полиции 12 после получения информации о пропаже ребёнка не был проинформирован дежурный по военной части, ведь ребенок пропал рядом с 32-м военным городком? Почему не было организованно взаимодействие с военной полицией?

• Почему сотрудниками ПДН ОП 12 в первый день не был опрошен участковый педиатр?

• Как на информацию об исчезновении ребёнка отреагировала территориальная комиссия по делам несовершеннолетних и защите их прав? Какие указания, как координирующий орган, они дали субъектам профилактики?

• Чем все эти три дня занималось министерство общественной безопасности? Почему именно они не развернули штаб и не обеспечили связь и непрерывную координацию?

• Почему Минобр области не привлёк к поискам студентов спасателей техникума Рифей? Хотя студенты областного медколледжа работали на поиске все это время. Ещё и помогали организовывать питание волонтёров

• Почему на вечере после обнаружения тела маленького мальчика не было НИКОГО из министерства соцполитики, мэрии и других представителей государства? Депутата хотя бы какого-нибудь?

• Почему, наконец, г-н Мороков (это тот самый как бы уполномоченный по правам ребенка в области) сначала говорил СМИ, что будет давать комментарии только после официальных запросов (а там срок ответа до семи дней), а потом и вовсе заявил, что «система такая».

• Почему полиция поверила полиграфу? Дважды.

Но я закончу тем, что нам всем с вами дает надежду. Сотни, десятки сотен екатеринбуржцев занимались поиском мальчика. Искренне надеясь найти его живым. Когда в мэрию обращались лично – они начинали помогать. Диаспора в Екатеринбурге и лично председатель Дома народов Урала Фарух Мирзоев участвовал организационно в поисках мальчика по своей линии, кстати, с первого сообщения о пропаже. И я видела, с какими чувствами сотни жителей Екатеринбурга искали Далера. Как искренне они цеплялись за каждое сообщение о похожем мальчике. И как потом эта боль, общая боль для нашего города пронзила всех.

Я глубоко убеждена, что, если мы найдем ответы на эти и другие вопросы, в следующий раз, когда пропадет маленький ребенок, мы сможем искать его лучше. И найти.

Живым.

Поддержать редакцию