Юлия Галямина*: «В Екатеринбурге больше свободы, чем в Москве»
Экс-депутат, лишённая мандата из-за приговора по «дадинской» статье, о том, почему продолжает борьбу при усиливающемся давлении государства, что хорошего дало введение QR-кодов и чем Екатеринбург лучше Москвы
30.11.2021
В прошедший уик-энд в Екатеринбург приезжала политик и общественный деятель Юлия Галямина*. В «Ельцин-центре» она провела очередное мероприятие в рамках своих «Живых проектов» – «Фестиваль локальных медиа».
Мероприятие собрало медиаактивистов со всей страны: от Калининграда до Улан-Удэ. В качестве медиаактивистов здесь понимаются не только журналисты, но и видеоблогеры, администраторы пабликов в соцетях, депутаты, ведущие публичную активность.
Как сообщается на страницах «Живых проектов», у всех у них «разные средства, но цели во многом общие — вернуть общественную жизнь в свои города и сёла. За этим будущее, именно это движение, движение снизу, приведёт к изменениям России». В качестве экспертов выступили медиаменеджеры, психологи, специалисты по фандрайзингу и SMM.
Сама Юлия Галямина*, выступившая инициатором проекта, давно занимается общественной деятельностью, политикой и журналистикой. Сейчас Галямина* является кандидатом филологических наук, доцентом кафедры теории и практики медиакоммуникаций Школы медиакоммуникаций Института общественных наук РАНХиГС, учредителем газеты «Наш Север», членом федсовета незарегистрированной «Партии 5 декабря». До недавнего времени была также муниципальным депутатом в Москве, однако в этом году её лишили мандата из-за уголовного дела по «дадинской» статье – суд приговорил Галямину к лишению свободы сроком на два года условно. Из-за этого же приговора её уволили из МГУ и ВШЭ, где она преподавала.
Галямина* дала «Вечерним ведомостям» интервью, в котором рассказала о том, почему, несмотря на давление, она продолжает заниматься общественной деятельностью, чем Екатеринбург свободнее Москвы, что позитивного можно найти во введении QR-кодов, и что должно произойти, чтобы гражданское общество в России, наконец, стало одерживать победы.
— Юлия, что такое «Живые проекты»?
— Это несколько проектов, которые постоянно прибавляются. Сейчас это «Фестиваль локальных медиа», на котором мы здесь собрались. Это «Школа районной антикоррупции» – проект про обучение активистов навыкам антикоррупционных расследований. Это газета «Живой город», которая пока что работает, в основном, в Москве. Есть у нас и разные другие планы.
— «Живые проекты», «Пространство политика», «Школа местного самоуправления» – это только те ваши проекты, которые дошли до Екатеринбурга. Постоянно слышно о ещё какие-то ваших инициативах, большинство из которых, как я понимаю, сосредоточено в Москве. Как вам удаётся столько всего организовывать?
— «Пространство политика» я сейчас не веду, я его придумала в своё время, но он стал жить своей жизнью. Сейчас его ведут молодые ребята из Москвы, Екатеринбурга, Новосибирска и ещё ряда городов. Я стараюсь свои проекты делать не в Москве, потому что в Москве и так всего очень много, и нет особого смысла там что-то делать. И вообще, Россия большая, и самое главное в России всё-таки – это развитие регионов. Развитие малых городов для меня очень интересно и важно. И я думаю сейчас, как это направление продвигать. У нас очень много людей из самых разных городов. Отвечая на вопрос, как я это всё успеваю – ну вот люди многие вовлекаются, работают, делают что-то, не всё же я одна делаю.
— Заряжаете других.
— Да, скорее так. Но тут не только заряжать, тут необходимы методологические рамки, для того чтобы кто-то сделал такой же проект как «Фестиваль локальных медиа», например, у себя в регионе для местных активистов, нужно помочь с методологией, с форматами. То же «Пространство политика» – как они поступают – они делают какие-то шаблоны, какие бывают форматы ведения дискуссий, и как мы можем выбрать тему, какие темы вообще возможны в принципе, как примеры. И тогда людям, конечно, легче, чем начинать всё с нуля и придумывать всё с нуля. Легче взять готовые методики, и применить их у себя.
— Сейчас практически все организованные структуры, не подконтрольные государству, которые занимаются направлением не только политики, но и развития гражданского общества, подвергаются всё большему давлению со стороны властей. Какие-то структуры уже прекратили из-за этого своё существование. Как вы видите дальнейшее функционирование своих проектов в условиях «закручивания гаек» по всем фронтам?
— Я уже нахожусь под давлением, поэтому мне в какой-то мере проще. Я уже отстрелянная гильза, у меня условный срок. Я даже не хочу просить УДО, потому что сразу привлеку к себе лишне внимание. На мой взгляд, надо действовать в тех условиях, в которых получается: если есть возможность – действуешь, нет возможности – придумываешь какой-то другой вариант действий.
Есть у йогов такой прекрасный принцип: иди в сторону солнца. Если ты не можешь идти, ползи в сторону солнца. Если не можешь ползти, ползи хотя бы головой в сторону солнца. То есть всегда можно придумать какой-то вариант, как действовать. Просто не надо тревожиться за будущее, надо реализовывать настоящее.
— Вас судили по «дадинской» статье 212.1 УК РФ. Напомните, в чём вас конкретно обвиняли?
— Ну это статья, которая связана с неоднократным нарушением закона о массовых мероприятиях. Она применяется совершенно беззаконно, это вообще статья неконституционная. Даже Конституционный суд это признал по сути. Она нарушает права человека – право, прописанное в Конституции, на свободу собраний. Вот мы сейчас находимся в Ельцин-центре, здесь есть такая красивая панель, где люди зачитывают выдержки из Конституции. Там чётко написано, что каждый человек имеет право на свободу собраний, шествий, пикетирований. Потому что свобода собраний это базовое гражданское право. Однако нас этого права лишают рядом законов и подзаконных актов. Соответственно, у меня несколько административных дел.
— Для уголовного обвинения же нужно, чтобы они были в течение полугода?
— В законе написано чётко «полгода», но на практике со сроками играют как хотят. Там сплошная казуистика, вопрос политической воли. То есть если кого-то нужно привлечь по «дадинской» статье, всегда придумают, как привлечь. Потому что какой-нибудь твой пост в соцсетях, даже если ты никуда не ходил, никого ни к чему не призывал – тебе всё равно притянут на административку. У меня последний эпизод, который лёг в основу этого дела, это был вообще сбор подписей против поправок к Конституции на Пушкинской площади в Москве в июле 2020 года, и после этого на меня возбудили уголовное дело. При этом другие эпизоды были там за 2019-й год, т.е. годовой давности. Не важно, сколько было административок – нарисовать могут задним числом всё что угодно.
А последняя моя административка, уже после приговора по «дадинской» статье, была за встречу Навального в аэропорту – за то, что я просто написала твит «Всем удачи, сама я не могу поехать, потому что болею ковидом». Расценили это как призыв, и осудили меня как организатора встречи Навального, оштрафовали на 30 тысяч рублей. Смешно.
— Из-за обвинительного приговора вас лишили мандата депутата. Как это отразилось на вашей общественной деятельности?
— Конечно, это отразилось. В чём-то стало легче, потому что стало меньше обязанностей, ведь муниципальный депутат в Москве это много очень мелких, но очень полезных людям обязанностей — по контролю капремонта, например. А сложнее потому, что когда ты депутат, у тебя есть официальный статус, у тебя больше возможностей возникает во взаимодействии с госорганами, с муниципалитетом. Но внутренне я, конечно, всё равно считаю себя человеком избранным. Потому что меня люди избирали, а лишали мандата не граждане, а чиновники.
— Уголовное преследование – это самое сильное давление со стороны государства, с которым вы сталкивались, или было что-то ещё?
— Наверно, всё-таки уголовное дело. До этого я ещё 30 дней сидела в спецприёмнике в 2019 году, когда пыталась баллотироваться в Мосгордуму, До этого в 2017 году я получила очень сильную травму головы и челюсти, когда меня на митинге ударил полицейский. Это не совсем давление, но, мягко говоря, было неприятно. Наиболее психологически сложным был 2019-й год, когда пришлось сидеть в спецприёмнике, неволя, насилие, которое там происходит, это травмирующий опыт. Потом пришлось дополнительно работать.
— За последние четыре года вы уже третий раз приезжаете в Екатеринбург. В 2018 приезжали на митинг за сохранение прямых выборов мэра, в начале 2020-го на митинг против поправок в Конституцию, сейчас вот в 2021 году привезли в наш город «Фестиваль локальных медиа». Вы уже наверно хорошо изучили наш город, что можете сказать про Екатеринбург, в чём его отличие от Москвы в плане общественно-политической жизни?
— Екатеринбург, во-первых, очень гостеприимный приятный город. Здесь очень много хороших активистов, довольно свободно себя чувствующих, довольно дружных, нет таких серьёзных конфликтов, какие есть в Москве. Мне так по крайней мере показалось. И, конечно, в Екатеринбурге больше свободы. Пикеты всякие согласовывают, ещё чего-то. У нас вообще уже давно ничего не согласовывают, ничего вообще нет. У нас в суды уже, как правило, не пускают людей, даже СМИ. А у вас, я смотрю, пускают.
— В который раз проводится «Фестиваль локальных медиа» и где будет следующий такой фестиваль?
— Проводится второй раз, первый раз он был в Сыктывкаре. Мы принципиально не проводим ничего в Москве. Потому что мы считаем, что нам нужна децентрализация. Страна и так слишком централизована у нас на Москву, и мы должны эту традицию поездок по регионам поддерживать. Где будет в следующий раз, мы не знаем, не знаем, будет ли он вообще. Если мы найдём деньги, найдём силы, возможности, будем надеяться, что он будет. У нас есть разные идеи проведения фестиваля в городах, где есть какие-то пространства, где мероприятие можно провести спокойно. Здесь вот есть Ельцин Центр, в Сыктывкаре есть Револьт-центр. В Петрозаводске, я знаю, есть независимые пространства. Какие-то есть города, где есть независимые пространства – вот туда мы можем ехать.
— Тяжелее стало проводить мероприятия, когда усилилось давление на гражданское общество, сложнее собирать деньги, найти площадку?
— Что-то чисто политическое, конечно, сложнее. Не чисто политическое, а вот такое образовательное как этот фестиваль, чуть попроще. «Фестиваль локальных медиа» – это же не политическое мероприятие, тут люди с разными взглядами собрались, это просто медийное обучение, медиатехнологии. Поэтому здесь немного попроще.
Вот Земский съезд мы в этом году пытались провести – было очень сложно, потому что сразу власти Новгородской области придумали коронавирусные ограничения. Там прямо жёстко пытались разогнать его, но ребята всё равно провели. Единственное, что я в нём в итоге не поучаствовала, потому что меня посадили в спецприёмник. Но мероприятие провели. Было не сложно организовать в финансовом плане – деньги мы очень быстро собрали. Сложно было именно провести из-за противодействия властей.
— На мой взгляд, сейчас в России проблема сферы политики, гражданского общества в том, что нет достаточного числа людей из числа гражданских активистов, которые желают идти в политику. А другая проблема, что если люди пошли в политику, выдвинулись куда-то, то они не могут договориться, и идёт раздрай, распыление голосов. Так в вашем Ленинградском округе в Госдуму в Москве два кандидата со схожей электоральной базой отнимали друг у друга голоса – Марина Литвинович пошла против Анастасии Брюхановой. В итоге у нас получается, что власть занимается самовоспроизведением, а оппозиция не попадает в представительные органы.
— Что значит идти в политику?
— Куда-то избираться, начиная с муниципального уровня.
— в Москве, например, такой проблемы нет. У нас конкуренция даже на муниципальном уровне. Ну не хотят многие избираться потому, что это очень сложно. Многих не регистрируют, многие не могут пройти барьер.
Но с другой стороны, сейчас наблюдается подъём гражданской активности. Давайте не будем рвать на себе волосы, давайте посмотрим на то, что происходило 5 лет назад, и что есть сейчас. Вот мы проводили в Новосибирске 5 лет назад «Школу местного самоуправления», и это было очень жалкое зрелище – там было три с половиной калеки, все поссорились, никто не смог договориться, и никто не куда не избрался. А в прошлом году там выбралось уже несколько депутатов в составе коалиции, и там очень сильное гражданское общество. И я сейчас смотрю на Екатеринбург, и тоже вижу, насколько сильным стало гражданское общество, сколько стало активистов, больше, чем 5 или 7 лет назад, когда я приезжала сюда в первый раз.
Поэтому рост активности происходит, и даже несмотря на всё давление, всё рано интерес к политике растёт. Это можно даже увидеть по теме QR-кодов, которая вызвала достаточно большой интерес людей и желание действовать политическими методами. Это очень круто, потому что даже если кто-то за введение QR-кодов, а кто-то против, то мы видим, что те, кто против, выражают свою позицию политическую, и они это делают открыто, с помощью политических методов и технологий, и это здорово.
Что касается отсутствия коалиций. Если мы возьмём пример нашего Ленинградского округа, то очевидно, что если бы там не было противостояния, то никого бы не зарегистрировали. Потому что само наличие противостояния было условием для регистрации.
— Но ведь можно было кому-то сняться, чтобы не распылять голоса?
— Мы предлагали Анастасии Брюхановой такое соглашение, она не согласилась. Уж по каким причинам, спрашиваете у неё, не у меня.
— Но она в итоге и набрала больше голосов.
— Ну она больше набрала, потому что её поддержало «Умное голосование», а когда её поддержало «Умное голосование», сниматься уже было поздно. Наше соглашение предполагало, что мы заранее узнаем выбор «Умного голосования», и что тот, кто слабее, тот снимается. Но, к сожалению, наши оппоненты идею не поддержали. Но проблема даже не в этом. Проблема в том, что всё равно же Анастасия выиграла, мы достаточно передали ей голосов. Она выиграла, но у нас было электронное голосование в Москве, у нас ни один оппозиционер не прошёл. Просто, сколько бы голосов ни набрал. У нас Миша Лобанов набрал 80 тысяч голосов. И накидали сверху его оппоненту, который победил, ему десятки тысяч голосов «нарисовали».
Вопрос не в раздрае – оппозиция достаточно хорошо научилась договариваться и входить в коалиции, когда это реально имеет смысл. Вопрос в том, что сила общества ещё не такова, чтобы это электронное голосование и другие манипуляции отбивать в полном объёме. Это же вопрос не конкретной оппозиции, это вопрос общества в целом. Общество съедает манипуляции –значит, обществу так «ОК». Мы пока съедаем. Что тогда можно сделать? –Надо менять общественные отношения, отношение людей к происходящему. Чем мы и занимаемся. Когда людям помогаем влиять на общественное мнение. Посмотрите на ситуацию с тюрьмами и пытками. Общественное мнение однозначно сказало, что это недопустимо. И история закрутилась и получила развитие. В отличие от электронного голосования в Москве, где такой однозначности не было.
* Внесена Минюстом РФ в реестр иноагентов.
Мероприятие собрало медиаактивистов со всей страны: от Калининграда до Улан-Удэ. В качестве медиаактивистов здесь понимаются не только журналисты, но и видеоблогеры, администраторы пабликов в соцетях, депутаты, ведущие публичную активность.
Как сообщается на страницах «Живых проектов», у всех у них «разные средства, но цели во многом общие — вернуть общественную жизнь в свои города и сёла. За этим будущее, именно это движение, движение снизу, приведёт к изменениям России». В качестве экспертов выступили медиаменеджеры, психологи, специалисты по фандрайзингу и SMM.
Сама Юлия Галямина*, выступившая инициатором проекта, давно занимается общественной деятельностью, политикой и журналистикой. Сейчас Галямина* является кандидатом филологических наук, доцентом кафедры теории и практики медиакоммуникаций Школы медиакоммуникаций Института общественных наук РАНХиГС, учредителем газеты «Наш Север», членом федсовета незарегистрированной «Партии 5 декабря». До недавнего времени была также муниципальным депутатом в Москве, однако в этом году её лишили мандата из-за уголовного дела по «дадинской» статье – суд приговорил Галямину к лишению свободы сроком на два года условно. Из-за этого же приговора её уволили из МГУ и ВШЭ, где она преподавала.
Галямина* дала «Вечерним ведомостям» интервью, в котором рассказала о том, почему, несмотря на давление, она продолжает заниматься общественной деятельностью, чем Екатеринбург свободнее Москвы, что позитивного можно найти во введении QR-кодов, и что должно произойти, чтобы гражданское общество в России, наконец, стало одерживать победы.
— Юлия, что такое «Живые проекты»?
— Это несколько проектов, которые постоянно прибавляются. Сейчас это «Фестиваль локальных медиа», на котором мы здесь собрались. Это «Школа районной антикоррупции» – проект про обучение активистов навыкам антикоррупционных расследований. Это газета «Живой город», которая пока что работает, в основном, в Москве. Есть у нас и разные другие планы.
Фото: Владислав Постников/ Вечерние ведомости
— «Живые проекты», «Пространство политика», «Школа местного самоуправления» – это только те ваши проекты, которые дошли до Екатеринбурга. Постоянно слышно о ещё какие-то ваших инициативах, большинство из которых, как я понимаю, сосредоточено в Москве. Как вам удаётся столько всего организовывать?
— «Пространство политика» я сейчас не веду, я его придумала в своё время, но он стал жить своей жизнью. Сейчас его ведут молодые ребята из Москвы, Екатеринбурга, Новосибирска и ещё ряда городов. Я стараюсь свои проекты делать не в Москве, потому что в Москве и так всего очень много, и нет особого смысла там что-то делать. И вообще, Россия большая, и самое главное в России всё-таки – это развитие регионов. Развитие малых городов для меня очень интересно и важно. И я думаю сейчас, как это направление продвигать. У нас очень много людей из самых разных городов. Отвечая на вопрос, как я это всё успеваю – ну вот люди многие вовлекаются, работают, делают что-то, не всё же я одна делаю.
— Заряжаете других.
— Да, скорее так. Но тут не только заряжать, тут необходимы методологические рамки, для того чтобы кто-то сделал такой же проект как «Фестиваль локальных медиа», например, у себя в регионе для местных активистов, нужно помочь с методологией, с форматами. То же «Пространство политика» – как они поступают – они делают какие-то шаблоны, какие бывают форматы ведения дискуссий, и как мы можем выбрать тему, какие темы вообще возможны в принципе, как примеры. И тогда людям, конечно, легче, чем начинать всё с нуля и придумывать всё с нуля. Легче взять готовые методики, и применить их у себя.
Юлия Галямина* в Екатеринбурге на митинге против поправок к Конституции, 1 февраля 2020 года. Фото: Елена Кораблёва
— Сейчас практически все организованные структуры, не подконтрольные государству, которые занимаются направлением не только политики, но и развития гражданского общества, подвергаются всё большему давлению со стороны властей. Какие-то структуры уже прекратили из-за этого своё существование. Как вы видите дальнейшее функционирование своих проектов в условиях «закручивания гаек» по всем фронтам?
— Я уже нахожусь под давлением, поэтому мне в какой-то мере проще. Я уже отстрелянная гильза, у меня условный срок. Я даже не хочу просить УДО, потому что сразу привлеку к себе лишне внимание. На мой взгляд, надо действовать в тех условиях, в которых получается: если есть возможность – действуешь, нет возможности – придумываешь какой-то другой вариант действий.
Есть у йогов такой прекрасный принцип: иди в сторону солнца. Если ты не можешь идти, ползи в сторону солнца. Если не можешь ползти, ползи хотя бы головой в сторону солнца. То есть всегда можно придумать какой-то вариант, как действовать. Просто не надо тревожиться за будущее, надо реализовывать настоящее.
— Вас судили по «дадинской» статье 212.1 УК РФ. Напомните, в чём вас конкретно обвиняли?
— Ну это статья, которая связана с неоднократным нарушением закона о массовых мероприятиях. Она применяется совершенно беззаконно, это вообще статья неконституционная. Даже Конституционный суд это признал по сути. Она нарушает права человека – право, прописанное в Конституции, на свободу собраний. Вот мы сейчас находимся в Ельцин-центре, здесь есть такая красивая панель, где люди зачитывают выдержки из Конституции. Там чётко написано, что каждый человек имеет право на свободу собраний, шествий, пикетирований. Потому что свобода собраний это базовое гражданское право. Однако нас этого права лишают рядом законов и подзаконных актов. Соответственно, у меня несколько административных дел.
— Для уголовного обвинения же нужно, чтобы они были в течение полугода?
— В законе написано чётко «полгода», но на практике со сроками играют как хотят. Там сплошная казуистика, вопрос политической воли. То есть если кого-то нужно привлечь по «дадинской» статье, всегда придумают, как привлечь. Потому что какой-нибудь твой пост в соцсетях, даже если ты никуда не ходил, никого ни к чему не призывал – тебе всё равно притянут на административку. У меня последний эпизод, который лёг в основу этого дела, это был вообще сбор подписей против поправок к Конституции на Пушкинской площади в Москве в июле 2020 года, и после этого на меня возбудили уголовное дело. При этом другие эпизоды были там за 2019-й год, т.е. годовой давности. Не важно, сколько было административок – нарисовать могут задним числом всё что угодно.
А последняя моя административка, уже после приговора по «дадинской» статье, была за встречу Навального в аэропорту – за то, что я просто написала твит «Всем удачи, сама я не могу поехать, потому что болею ковидом». Расценили это как призыв, и осудили меня как организатора встречи Навального, оштрафовали на 30 тысяч рублей. Смешно.
Фото: Владислав Постников/ Вечерние ведомости
— Из-за обвинительного приговора вас лишили мандата депутата. Как это отразилось на вашей общественной деятельности?
— Конечно, это отразилось. В чём-то стало легче, потому что стало меньше обязанностей, ведь муниципальный депутат в Москве это много очень мелких, но очень полезных людям обязанностей — по контролю капремонта, например. А сложнее потому, что когда ты депутат, у тебя есть официальный статус, у тебя больше возможностей возникает во взаимодействии с госорганами, с муниципалитетом. Но внутренне я, конечно, всё равно считаю себя человеком избранным. Потому что меня люди избирали, а лишали мандата не граждане, а чиновники.
— Уголовное преследование – это самое сильное давление со стороны государства, с которым вы сталкивались, или было что-то ещё?
— Наверно, всё-таки уголовное дело. До этого я ещё 30 дней сидела в спецприёмнике в 2019 году, когда пыталась баллотироваться в Мосгордуму, До этого в 2017 году я получила очень сильную травму головы и челюсти, когда меня на митинге ударил полицейский. Это не совсем давление, но, мягко говоря, было неприятно. Наиболее психологически сложным был 2019-й год, когда пришлось сидеть в спецприёмнике, неволя, насилие, которое там происходит, это травмирующий опыт. Потом пришлось дополнительно работать.
— За последние четыре года вы уже третий раз приезжаете в Екатеринбург. В 2018 приезжали на митинг за сохранение прямых выборов мэра, в начале 2020-го на митинг против поправок в Конституцию, сейчас вот в 2021 году привезли в наш город «Фестиваль локальных медиа». Вы уже наверно хорошо изучили наш город, что можете сказать про Екатеринбург, в чём его отличие от Москвы в плане общественно-политической жизни?
— Екатеринбург, во-первых, очень гостеприимный приятный город. Здесь очень много хороших активистов, довольно свободно себя чувствующих, довольно дружных, нет таких серьёзных конфликтов, какие есть в Москве. Мне так по крайней мере показалось. И, конечно, в Екатеринбурге больше свободы. Пикеты всякие согласовывают, ещё чего-то. У нас вообще уже давно ничего не согласовывают, ничего вообще нет. У нас в суды уже, как правило, не пускают людей, даже СМИ. А у вас, я смотрю, пускают.
Фото: Twitter Юлии Галяминой
— В который раз проводится «Фестиваль локальных медиа» и где будет следующий такой фестиваль?
— Проводится второй раз, первый раз он был в Сыктывкаре. Мы принципиально не проводим ничего в Москве. Потому что мы считаем, что нам нужна децентрализация. Страна и так слишком централизована у нас на Москву, и мы должны эту традицию поездок по регионам поддерживать. Где будет в следующий раз, мы не знаем, не знаем, будет ли он вообще. Если мы найдём деньги, найдём силы, возможности, будем надеяться, что он будет. У нас есть разные идеи проведения фестиваля в городах, где есть какие-то пространства, где мероприятие можно провести спокойно. Здесь вот есть Ельцин Центр, в Сыктывкаре есть Револьт-центр. В Петрозаводске, я знаю, есть независимые пространства. Какие-то есть города, где есть независимые пространства – вот туда мы можем ехать.
— Тяжелее стало проводить мероприятия, когда усилилось давление на гражданское общество, сложнее собирать деньги, найти площадку?
— Что-то чисто политическое, конечно, сложнее. Не чисто политическое, а вот такое образовательное как этот фестиваль, чуть попроще. «Фестиваль локальных медиа» – это же не политическое мероприятие, тут люди с разными взглядами собрались, это просто медийное обучение, медиатехнологии. Поэтому здесь немного попроще.
Вот Земский съезд мы в этом году пытались провести – было очень сложно, потому что сразу власти Новгородской области придумали коронавирусные ограничения. Там прямо жёстко пытались разогнать его, но ребята всё равно провели. Единственное, что я в нём в итоге не поучаствовала, потому что меня посадили в спецприёмник. Но мероприятие провели. Было не сложно организовать в финансовом плане – деньги мы очень быстро собрали. Сложно было именно провести из-за противодействия властей.
Фото: Владислав Постников / Вечерние ведомости
— На мой взгляд, сейчас в России проблема сферы политики, гражданского общества в том, что нет достаточного числа людей из числа гражданских активистов, которые желают идти в политику. А другая проблема, что если люди пошли в политику, выдвинулись куда-то, то они не могут договориться, и идёт раздрай, распыление голосов. Так в вашем Ленинградском округе в Госдуму в Москве два кандидата со схожей электоральной базой отнимали друг у друга голоса – Марина Литвинович пошла против Анастасии Брюхановой. В итоге у нас получается, что власть занимается самовоспроизведением, а оппозиция не попадает в представительные органы.
— Что значит идти в политику?
— Куда-то избираться, начиная с муниципального уровня.
— в Москве, например, такой проблемы нет. У нас конкуренция даже на муниципальном уровне. Ну не хотят многие избираться потому, что это очень сложно. Многих не регистрируют, многие не могут пройти барьер.
Но с другой стороны, сейчас наблюдается подъём гражданской активности. Давайте не будем рвать на себе волосы, давайте посмотрим на то, что происходило 5 лет назад, и что есть сейчас. Вот мы проводили в Новосибирске 5 лет назад «Школу местного самоуправления», и это было очень жалкое зрелище – там было три с половиной калеки, все поссорились, никто не смог договориться, и никто не куда не избрался. А в прошлом году там выбралось уже несколько депутатов в составе коалиции, и там очень сильное гражданское общество. И я сейчас смотрю на Екатеринбург, и тоже вижу, насколько сильным стало гражданское общество, сколько стало активистов, больше, чем 5 или 7 лет назад, когда я приезжала сюда в первый раз.
Поэтому рост активности происходит, и даже несмотря на всё давление, всё рано интерес к политике растёт. Это можно даже увидеть по теме QR-кодов, которая вызвала достаточно большой интерес людей и желание действовать политическими методами. Это очень круто, потому что даже если кто-то за введение QR-кодов, а кто-то против, то мы видим, что те, кто против, выражают свою позицию политическую, и они это делают открыто, с помощью политических методов и технологий, и это здорово.
Что касается отсутствия коалиций. Если мы возьмём пример нашего Ленинградского округа, то очевидно, что если бы там не было противостояния, то никого бы не зарегистрировали. Потому что само наличие противостояния было условием для регистрации.
Фото: Владислав Постников/ Вечерние ведомости
— Но ведь можно было кому-то сняться, чтобы не распылять голоса?
— Мы предлагали Анастасии Брюхановой такое соглашение, она не согласилась. Уж по каким причинам, спрашиваете у неё, не у меня.
— Но она в итоге и набрала больше голосов.
— Ну она больше набрала, потому что её поддержало «Умное голосование», а когда её поддержало «Умное голосование», сниматься уже было поздно. Наше соглашение предполагало, что мы заранее узнаем выбор «Умного голосования», и что тот, кто слабее, тот снимается. Но, к сожалению, наши оппоненты идею не поддержали. Но проблема даже не в этом. Проблема в том, что всё равно же Анастасия выиграла, мы достаточно передали ей голосов. Она выиграла, но у нас было электронное голосование в Москве, у нас ни один оппозиционер не прошёл. Просто, сколько бы голосов ни набрал. У нас Миша Лобанов набрал 80 тысяч голосов. И накидали сверху его оппоненту, который победил, ему десятки тысяч голосов «нарисовали».
Вопрос не в раздрае – оппозиция достаточно хорошо научилась договариваться и входить в коалиции, когда это реально имеет смысл. Вопрос в том, что сила общества ещё не такова, чтобы это электронное голосование и другие манипуляции отбивать в полном объёме. Это же вопрос не конкретной оппозиции, это вопрос общества в целом. Общество съедает манипуляции –значит, обществу так «ОК». Мы пока съедаем. Что тогда можно сделать? –Надо менять общественные отношения, отношение людей к происходящему. Чем мы и занимаемся. Когда людям помогаем влиять на общественное мнение. Посмотрите на ситуацию с тюрьмами и пытками. Общественное мнение однозначно сказало, что это недопустимо. И история закрутилась и получила развитие. В отличие от электронного голосования в Москве, где такой однозначности не было.
Фото: Владислав Постников/ Вечерние ведомости
* Внесена Минюстом РФ в реестр иноагентов.
Владислав Постников © Вечерние ведомости
Читать этот материал в источнике
Читать этот материал в источнике
Горка-гигант заработала в Парке Маяковского
Пятница, 22 ноября, 19.59
В загоревшейся пятиэтажке Нижнего Тагила погиб человек
Пятница, 22 ноября, 19.39
Студенты УрГАХУ разработают проект эко-деревни
Пятница, 22 ноября, 19.15