Геннадий Бурбулис: о памятнике Ельцину и атмосфере политической нетерпимости
«Ельцин обеспечил мирный конец тоталитарной империи»
27.08.2012
Фото «РИА Новости»
Гостем программы «Акцент» телеканала «ОТВ» стал Геннадий Бурбулис, ближайший соратник Бориса Ельцина в конце 80-х – начале 90-х, первый и единственный госсекретарь Российской Федерации. Геннадий Эдуардович в беседе с ведущим программы Максимом Путинцевым осудил надругательство над памятником Борису Ельцину в Екатеринбурге, оценил предпосылки этого акта вандализма и рассказал о роли первого президента России в становлении нового демократического государства. «МК-Урал» публикует стенограмму этого интервью.
– Геннадий Эдуардович, тема для встречи у нас сегодня, к сожалению, не самая приятная – в Екатеринбурге в ночь на пятницу был осквернен памятник Борису Ельцину, он был облит чем-то синим – сейчас разбираются, чем именно – краской или, может быть, чернилами. Как скоро удастся его очистить, пока не совсем понятно, но сейчас возникает главный и первый вопрос – как вам кажется, это серьезно спланированная политическая акция или акт спонтанного вандализма?
– Даже не зная важных технических последствий, можно сказать, что это, бесспорно, акт вандализма. То, что это может быть хорошо организованным или спонтанным действием, – это уже вариации. Главное, что я сейчас переживаю – это глубокий и безысходный стыд. Мне стыдно. Мне стыдно за тех людей, кто это подготовил и совершил. Мне стыдно за сегодняшнюю атмосферу в стране, которая целенаправленно демонстрирует не просто раскол, а нагнетаемую взаимную неприязнь, переходящую в ненависть. Мне стыдно за то, что в каких-то своих крайних проявлениях мы имеем дело с необъявленной внутренней гражданской войной. Наши – не наши, кремлевские – госдеповские – улица, системное – несистемное, позиция – оппозиция. Мне стыдно за современный политический режим, за те институты и за тех представителей власти, которые либо своими активными действиями, либо пассивностью эту атмосферу культивируют. Мне стыдно за самого себя, потому что это наша Родина, это моя страна, и я переживаю, что нам сегодня с вами приходится обсуждать такое чрезвычайное событие.
– Выходит, что происшедшее – это некий симптом глубокой болезни, которая поразила наше общество, а не просто какая-то спонтанная выходка группы странных людей, которые могут найтись всегда и в любой точке мира.
– Даже если, в конце концов, выяснится, что это какие-то дерзкие несмышленые юноши, это действительно симптом. Это такое проявление, как на рентгене или электроэнцефалограмме, той затянувшейся болезни, которую нельзя даже ни на один день, на одну минуту сегодня оставлять без диагноза и лечения. Мы опасным образом сегодня устремились на эту отчаянную и непримиримую борьбу с убеждениями, с идеями, с жизненными позициями. Я надеюсь, что у нас все-таки получится прийти к диалогу – стране сегодня крайне необходима потребность в понимании и в сострадании друг к другу.
– В любом случае, какой бы ни была политическая целесообразность, этот поступок нельзя оправдывать.
– Нет, это нельзя оправдывать, но стоит задуматься, почему такое стало возможно, постараться немножечко пережить за этих людей, преступивших черту между святым и несвятым, и попробовать посочувствовать и посострадать им, потому что это зло, у которого есть свои системные причины – и социальные, и политические, и, можно сказать, бездуховно-нравственные, и культурно опустошенные. В этом сегодня, мне кажется, состоит наша общая задача – перейти от бесконечного обличения друг друга, от презрительного и высокомерного отношения к иной точке зрения, к иной жизненной позиции, к взаимопониманию и состраданию. Но если иметь в виду, что это поступок обращен в наше недавнее прошлое, к человеку, который выдающимся образом олицетворял своей деятельностью этот назревший порыв разных поколений людей к свободе, к достоинству, к новой жизни, то речь должна идти уже не только о нравственно-правовой оценке, но и о проблеме культуры памяти – того, что мы сегодня помним.
– Это колоссальная проблема, причем появилась она не вчера. Геннадий Эдуардович, а не кажется ли вам, что с установкой этого памятника поторопились? Мы помним – в феврале 2011 года к 80-летию Бориса Николаевича была торжественная акция, скульптор Франгулян в этом всем поучаствовал, открыли, все замечательно. Но ведь мы знаем, что оценка деятельности Бориса Ельцина в обществе остается крайне неоднозначной. Да, первый президент – вопросов нет, при нем произошла масса перемен. Но, может быть, не сейчас? И то, что произошло в этом контексте, – не является ли это все вопросом выбора времени?
– Сложный вопрос, серьезный. Есть какие-то традиции, важные и мобилизующие символы, и конечно, 80-летие Бориса Николаевича – это тот самый символ, который нельзя было никоим образом игнорировать. Любой памятник – это всегда испытание для тех, кто отстаивает инициативу, кто ее реализует – и еще больше это испытание для тех, кому это послано. Кто скажет, когда не рано? В столетний юбилей? Все-таки хотелось этим памятником выразить 20 лет новой России, огромную эпоху Ельцина. Она была, она состоялась как фундаментальное историческое состояние.
Представьте на минуту: за всю тысячелетнюю историю нашей страны с ее многовековыми испытаниями от князей, императоров, царей и генсеков Борис Ельцин был первым главой государства, всенародно избранным на демократических, прямых, свободных выборах, он был первым президентом. Даже одно это обстоятельство должно вызывать, по крайней мере, повышенный интерес к тому времени и к этой выдающейся личности. Да, итоги эпохи Ельцина противоречивы, да, живы те, кто в это двадцатилетие серьезно пострадал…
– Как ни крути, мы сегодня вновь возвращаемся к оценке роли Бориса Ельцина в истории нашей страны. Мнения на этот счет – диаметрально противоположные. Есть те, кто уверен, что Ельцин – это олицетворение зла, распада, развала и чуть ли не геноцида. Что бы вы им возразили? Каким будет ваш главный контраргумент?
– Ельцин начала 90-х годов – это лидер народного освободительного движения. Нам удалось в сложнейших условиях предотвратить отечественную трагедию, реализовать консенсусным образом распад советского государства и подписать Беловежское соглашение. Все это обеспечило мирный конец тоталитарной империи – империи, которая была начинена не только ядерным оружием, но и радиацией этого презрения к человеку, к его элементарным правам. Нам удалось завершить все путем бескровного мирного развода.
Гостем программы «Акцент» телеканала «ОТВ» стал Геннадий Бурбулис, ближайший соратник Бориса Ельцина в конце 80-х – начале 90-х, первый и единственный госсекретарь Российской Федерации. Геннадий Эдуардович в беседе с ведущим программы Максимом Путинцевым осудил надругательство над памятником Борису Ельцину в Екатеринбурге, оценил предпосылки этого акта вандализма и рассказал о роли первого президента России в становлении нового демократического государства. «МК-Урал» публикует стенограмму этого интервью.
– Геннадий Эдуардович, тема для встречи у нас сегодня, к сожалению, не самая приятная – в Екатеринбурге в ночь на пятницу был осквернен памятник Борису Ельцину, он был облит чем-то синим – сейчас разбираются, чем именно – краской или, может быть, чернилами. Как скоро удастся его очистить, пока не совсем понятно, но сейчас возникает главный и первый вопрос – как вам кажется, это серьезно спланированная политическая акция или акт спонтанного вандализма?
– Даже не зная важных технических последствий, можно сказать, что это, бесспорно, акт вандализма. То, что это может быть хорошо организованным или спонтанным действием, – это уже вариации. Главное, что я сейчас переживаю – это глубокий и безысходный стыд. Мне стыдно. Мне стыдно за тех людей, кто это подготовил и совершил. Мне стыдно за сегодняшнюю атмосферу в стране, которая целенаправленно демонстрирует не просто раскол, а нагнетаемую взаимную неприязнь, переходящую в ненависть. Мне стыдно за то, что в каких-то своих крайних проявлениях мы имеем дело с необъявленной внутренней гражданской войной. Наши – не наши, кремлевские – госдеповские – улица, системное – несистемное, позиция – оппозиция. Мне стыдно за современный политический режим, за те институты и за тех представителей власти, которые либо своими активными действиями, либо пассивностью эту атмосферу культивируют. Мне стыдно за самого себя, потому что это наша Родина, это моя страна, и я переживаю, что нам сегодня с вами приходится обсуждать такое чрезвычайное событие.
– Выходит, что происшедшее – это некий симптом глубокой болезни, которая поразила наше общество, а не просто какая-то спонтанная выходка группы странных людей, которые могут найтись всегда и в любой точке мира.
– Даже если, в конце концов, выяснится, что это какие-то дерзкие несмышленые юноши, это действительно симптом. Это такое проявление, как на рентгене или электроэнцефалограмме, той затянувшейся болезни, которую нельзя даже ни на один день, на одну минуту сегодня оставлять без диагноза и лечения. Мы опасным образом сегодня устремились на эту отчаянную и непримиримую борьбу с убеждениями, с идеями, с жизненными позициями. Я надеюсь, что у нас все-таки получится прийти к диалогу – стране сегодня крайне необходима потребность в понимании и в сострадании друг к другу.
– В любом случае, какой бы ни была политическая целесообразность, этот поступок нельзя оправдывать.
– Нет, это нельзя оправдывать, но стоит задуматься, почему такое стало возможно, постараться немножечко пережить за этих людей, преступивших черту между святым и несвятым, и попробовать посочувствовать и посострадать им, потому что это зло, у которого есть свои системные причины – и социальные, и политические, и, можно сказать, бездуховно-нравственные, и культурно опустошенные. В этом сегодня, мне кажется, состоит наша общая задача – перейти от бесконечного обличения друг друга, от презрительного и высокомерного отношения к иной точке зрения, к иной жизненной позиции, к взаимопониманию и состраданию. Но если иметь в виду, что это поступок обращен в наше недавнее прошлое, к человеку, который выдающимся образом олицетворял своей деятельностью этот назревший порыв разных поколений людей к свободе, к достоинству, к новой жизни, то речь должна идти уже не только о нравственно-правовой оценке, но и о проблеме культуры памяти – того, что мы сегодня помним.
– Это колоссальная проблема, причем появилась она не вчера. Геннадий Эдуардович, а не кажется ли вам, что с установкой этого памятника поторопились? Мы помним – в феврале 2011 года к 80-летию Бориса Николаевича была торжественная акция, скульптор Франгулян в этом всем поучаствовал, открыли, все замечательно. Но ведь мы знаем, что оценка деятельности Бориса Ельцина в обществе остается крайне неоднозначной. Да, первый президент – вопросов нет, при нем произошла масса перемен. Но, может быть, не сейчас? И то, что произошло в этом контексте, – не является ли это все вопросом выбора времени?
– Сложный вопрос, серьезный. Есть какие-то традиции, важные и мобилизующие символы, и конечно, 80-летие Бориса Николаевича – это тот самый символ, который нельзя было никоим образом игнорировать. Любой памятник – это всегда испытание для тех, кто отстаивает инициативу, кто ее реализует – и еще больше это испытание для тех, кому это послано. Кто скажет, когда не рано? В столетний юбилей? Все-таки хотелось этим памятником выразить 20 лет новой России, огромную эпоху Ельцина. Она была, она состоялась как фундаментальное историческое состояние.
Представьте на минуту: за всю тысячелетнюю историю нашей страны с ее многовековыми испытаниями от князей, императоров, царей и генсеков Борис Ельцин был первым главой государства, всенародно избранным на демократических, прямых, свободных выборах, он был первым президентом. Даже одно это обстоятельство должно вызывать, по крайней мере, повышенный интерес к тому времени и к этой выдающейся личности. Да, итоги эпохи Ельцина противоречивы, да, живы те, кто в это двадцатилетие серьезно пострадал…
– Как ни крути, мы сегодня вновь возвращаемся к оценке роли Бориса Ельцина в истории нашей страны. Мнения на этот счет – диаметрально противоположные. Есть те, кто уверен, что Ельцин – это олицетворение зла, распада, развала и чуть ли не геноцида. Что бы вы им возразили? Каким будет ваш главный контраргумент?
– Ельцин начала 90-х годов – это лидер народного освободительного движения. Нам удалось в сложнейших условиях предотвратить отечественную трагедию, реализовать консенсусным образом распад советского государства и подписать Беловежское соглашение. Все это обеспечило мирный конец тоталитарной империи – империи, которая была начинена не только ядерным оружием, но и радиацией этого презрения к человеку, к его элементарным правам. Нам удалось завершить все путем бескровного мирного развода.
ОТВ © Вечерние ведомости
Читать этот материал в источнике
Читать этот материал в источнике
В Свердловской области в понедельник вспыхивало 17 раз
Вторник, 26 ноября, 19.38
Предполагаемого убийцу девушки на Эльмаше отправили под арест
Вторник, 26 ноября, 18.45
В Каменске-Уральском хотят поднять цены на проезд
Вторник, 26 ноября, 16.48